Улица отчаяния - Страница 38

Одна радость, что это было очень просто. У нас не было ровно никакого вкуса, но ценности были.

В итоге на нашем первом альбоме было десять треков, не было ни барабанных, ни басовых, ни вокальных соло, а звучал он сорок две минуты. И гитарные соло, и сами песни были намеренно сделаны короткими — чтобы слушателю не надоедало, чтобы ему хотелось еще, чтобы он снова и снова проигрывал эту дорожку, эту сторону, всю пластинку. Альбом был блестяще — но не назойливо, не чрезмерно — спродюсирован, и у него был драйв.

Через месяц мы вернулись в Лондон, дабы в течение заключительной недели микширования излагать свои малограмотные соображения и вносить столь же малограмотные (а потому вчистую игнорировавшиеся) предложения. При первом же прослушивании вчерне собранного альбома я понял, что бояться нам нечего, что все будет тип-топ.

Мы сидели перед микшерным пультом размером с корт для сквоша (собственно говоря, нам понадобилась только малая его часть, но Майк Милн любил работать с самым лучшим оборудованием) и молчали. «Вот и все, — думал я. — Мы пробились». Я даже не боялся искушать судьбу такими преждевременными мыслями. Я знал.

Я был настолько уверен, что мы будем невероятно богатыми и знаменитыми, что даже не чувствовал особой радости, скорее уныние. Противоестественная легкость нашего триумфа нам еще аукнется. Мы за нее поплатимся. А уж я — несомненно. В моих мечтах все представлялось совсем иначе. После долгих поисков я прибьюсь к какой-нибудь команде крутых, неотесанных рокеров, мы будем спорить до хрипоты и драки, в конце концов приведем в божеский вид пару моих песен, будем выступать на крошечных площадках в Пейсли, затем в Глазго, а может, и в паре лондонских клубов, останемся без гроша, застрянем в сломавшемся микроавтобусе где-нибудь на М-6, и ни туды, ни сюды, будем стрелять деньги у друзей и родителей, сыграем у Джона Пила , заключим контракт с какой-нибудь крошечной фирмой, которая тут же вылетит в трубу, начнем играть в пабах покрупнее, мало-помалу образуется небольшая, но фанатичная группа почитателей, которые будут ходить на все наши концерты, будем страдать от заморочек с вечной текучкой состава, в конце концов запишем и тиражируем свой первый сингл на свои собственные деньги и под своим лейблом, нарвемся на жуликоватого администратора, который ненавязчиво обдерет нас как липку, но заодно и прицепит на разогрев к большому турне какой-нибудь известной команды, наконец — заключим контракт с одной из крупных фирм, запишем один или даже несколько альбомов, но их никто не заметит, постепенно, за год или два, создадим себе репутацию среди публики, покупающей пластинки, будем грызться и судиться с записывающей компанией и своими собственными администраторами, повыступаем в университетских клубах, будем почти готовы бросить все это дело к чертовой бабушке и только потом выдадим абсолютно забойный альбом или блестящий, но вроде как совсем не коммерческий сингл, который на два месяца возглавит чарты… вот так вот я себе все это представлял: масса трудностей и тяжелой работы.

Я настолько приучил себя к мысли о долгой, изнурительной борьбе, что был искренне встревожен, когда все обернулось иначе, неприступная крепость сдалась без боя. Ну да, конечно же, нас обвинят в том, что мы предали свои идеалы, как же без этого, но я-то был уверен, что сперва кто-нибудь предаст нас.

Нашим администратором был Сэм Эмери, высокий, широченный мужик с густой, седой шевелюрой и еще более густым ист-лондонским акцентом. Мы как-то не очень понимали, на какого нам сдался администратор, однако Рик Тамбер, ставший фактически нашим представителем в «Эй-ар-си», быстро нас убедил, что в таком серьезном деле, как взаимодействие с публикой и промышленностью, не стоит полагаться на услуги фирмы, пусть даже той, в которой он работает. Великолепные рекомендации и безупречная, без единого пятнышка, репутация Большого Сэма поначалу заставили меня сильно задуматься, это каким же нужно быть пройдохой, чтобы задурить головы всем операторам такого бизнеса.

Большой Сэм появился весьма ко времени, именно его участие сделало наш успех не только неизбежным, но и быстрым. Простенькая идея, но ведь хорошие идеи редко бывают такими уж хитроумными. Кроме того, мы лишний раз удостоверились, что идеи, блестящие с точки зрения коммерции, чаще всего оказываются далеко небезупречными морально.

После многих споров было решено, что нашим первым синглом будет «Застывшее золото». Люди из «Эй-ар-си» настаивали (в общем-то, справедливо), что «Дождливый день» малость мрачноват для дебюта, а ведь первое впечатление — это так важно. Лучшая песня на альбоме, но тут она совершенно не годится. Ну что ж, FrozenGold будут играть «Frozen Gold», это вполне согласовалось с моим задвигом на логике, а заодно тешило самолюбие. F, G, моя красивая идея.

Песня сочинялась под мужской голос и даже конкретно для Дейва Балфура, мне и в голову не приходило что-нибудь другое. Когда я писал «Зачем кусаешь мои плечи? Зачем дерешь ногтями спину? Зачем в постель, как на войну?», мне виделась парочка, трахающаяся в самой стандартной позе, он на ней, и она впивается ногтями в его спину, а в момент оргазма еще и кусает. Я подчеркиваю слово виделась. В то время я был еще фактически девственником, однако девственником начитанным (мои сожители регулярно покупали «Пентхаус» и «Форум»), а потому ничуть не сомневался, что прекрасно понимаю, о чем пишу, а с другой стороны, дальше по песне вся эта физиология оказывалась не более чем метафорой некоего типа межличностных отношений (я был в восторге от собственной изобретательности).