Улица отчаяния - Страница 37

Группа не бездельничала, мы не только раз за разом репетировали все те же до тошноты осточертевшие песни из альбома, но и принялись за новые. Над этими песнями я работал гораздо дольше и — как мне хотелось надеяться — с гораздо большим техническим мастерством. Я хотел, чтобы они были моими и ничьими еще. Прошлый опыт, когда Дейв и Крис полностью перелопатили все, что я им дал, и только-только я начал привыкать к материалу в этом новом обличье, как пришел Майк Милн, наш продюсер, и снова все переделал, был для меня очень болезненным. На этот раз я хотел представить группе нечто вроде, извините за выражение, законченного продукта (меня давно уже мутит от слова «продукт», но это было еще давнее).

Мы не только репетировали, но и выступали—в Глазго, а потом в Эдинбурге. К моему полному, радостному изумлению, оказалось, что это очень здорово — играть со сцены, здорово и совсем не страшно. Как и было условлено, я держался на заднем плане, и если меня высвечивали лучом софита, то только вместе со всей группой, а одного — никогда.

И я твердо отказался солировать. В те времена практически ни одна группа, претендовавшая на звание «прогрессивной», не выступала без басовых соло, но я не поддавался ни на какие уговоры, и в конце концов ребята махнули рукой. Мой сценический имидж полностью сформировался на первом же концерте — темный костюм, зеркальные очки и борода (я начал отращивать ее в тот самый день, когда мы отчалили в Лондон на запись).

Я оттягивался в полный рост. Поначалу менеджеры «Эй-ар-си» были от этого совсем не в восторге; они-то предпочли бы команду, сплошь состоящую из милых, приветливых ребят с лучезарными улыбками от уха до уха, а тут вдруг на сцену вываливает кособокий шимпанзе-мутант чуть не семи футов роста. Ну что с таким делать? Погнать? Застрелить? А кто же песни писать будет? Думаю, они надеялись постепенно пригладить, затушевать мою бьющую в глаза странность. Ну да, конечно, вот прям сейчас. Первое время они пребывали в задумчивости, то ли сориентировать FrozenGold на малолетский рынок, используя внешние данные Дейва и Кристины, а также нашу относительную молодость, то ли понадеяться, что Дейвова гитара и мои необычные, но все же поддающиеся насвистыванию песни обеспечат нам место в прогрессивных чартах. Синглы или альбомы? Здравый смысл заставил их в конце концов склониться ко второму варианту.

Тем паче, что к тому времени альбомы продавались уже лучше синглов и каждый — пусть даже в хлам уторчавший на кокаине и собственном креативном гении — менеджер записывающей компании твердо знал, что «серьезная» рок-группа несравненно долговечнее пустышки, ориентированной на восторженных соплюх (хотя последняя и способна выдать в минимальное время максимальное количество продукции, то бишь записать и продать все свои пластинки, работая на вашем лейбле, и попросту не успеть переметнуться на другой, где отстегивают процент побольше).

Майк Милн работал с нами в далеко не простых условиях; ну да, фирмачи хотели получить крепкий, «надежный» альбом, но им был нужен и сингл, нечто гладенькое и легко продвигаемое на рынок, нечто идеально подходящее для «Радио-1», пластинку, которая разойдется большим тиражом и быстро. Рядовой, дешевый продюсер выдал бы им все как прошено, однако Милн не зря ценил свои услуги дорого, у него были мозги и даже то, что одни люди называют сердцем, другие — душой.

Начиная работать с группой, он мгновенно, каким-то шестым чувством определял, что она может и чего не может. Пока очередные подающие и обещающие на полном серьезе суетились, под каким именем им выступать и в какой цвет покраситься, Милн уже думал, как использовать их сильные стороны, как развить их ценные качества, буде таковые обнаруживались. Элементарная рассудительность, но как же редко ее встретишь.

Милн строил на наш счет серьезные стратегические планы, в отличие от прочих администраторов фирмы, думавших только о быстром коммерческом успехе. Именно с его подачи спешка при записи альбома была использована во благо; он сохранил живое, шероховатое звучание, характерное скорее для концертных, чем для студийных записей, а при отборе гитарных соло неизменно отдавал предпочтение наиболее энергичным, пусть и не совсем чисто сыгранным, а не тем, в которых Дейв добивался, ценой некоторой холодности, высшего технического совершенства.

К слову сказать, Милн не позволял нам слишком уж много солировать, и слава богу, что не позволял, ведь это была героическая эпоха получасовых барабанных соло. Кто бы спорил, что при сценических выступлениях пятиминутные соло штука совсем не вредная, остальные ребята получают возможность чуть расслабиться, сбегать, если приперло, в гальюн или по-скорому пыхнуть — некоторые парни в начале барабанного соло линяли за кулисы, давали какой-нибудь восторженной поклоннице отсосать и успевали вовремя вернуться, — да и барабанщикам радость, а то ведь обидно, когда сидишь ты сзади, работаешь в поте лица, а никто на тебя, считай, и не смотрит, — но кому, на хрен, интересно слушать тридцать, да хоть и пятнадцать минут стука, весь смысл которого в демонстрации «вона, как быстро я стучу» (хотя и то сказать, кому, на хрен, интересно, когда на него плюют)?

Но в те времена количество было качеством. Чем мощнее у тебя усилки, чем больше колонки, чем быстрее ты играешь, чем длиннее твой двойной, а то и тройной концептуальный альбом, чем длиннее на нем треки, чем длиннее твои соло, чем длиннее у тебя волосы, чем длиннее у тебя член (или язык), чем шире расклешены твои портки — тем, значит, ты круче.